Я вернулась в Гонконг переговорить с людьми, ведшими расследование. Я увидела Бетти и долго разговаривала с ней, убеждаясь все больше и больше, что, возможно, Брюс принял эквиагезик, или аспирин, или какую-либо другую таблетку, похожую на них по своему химическому составу и в тот день — 10 мая: но что самое главное, не смотря на то, что так до конца и не выяснилось, какая именно химическая реакция привела к этому — его смерть была естественной.

Я слышала всевозможные фантастические теории, каждый спекулировал его смертью как мог; и чем больше вы анализировали эти домыслы, тем более и более они казались вам абсурдными. То предполагали, что Ран Ран Шоу убил его, то говорили о том, что Раймонд Чоу организовал его убийство. Но правда была лишь в том, что китайцы потеряли своего великого героя и отказывались видеть его мертвым; отказывались поверить тому, что их супергерой — само человеческое совершенство — скончался так же просто, как любой другой смертный. Устав от всего этого потока слухов и контрслухов, от разного рода сенсационных утверждений, я публично попросила жителей Гонконга оставить его душу в покое: «Единственная вещь, которая имеет значение, это то, что Брюс ушел от вас и больше никогда не вернется. Но он будет жить в нашей памяти и в своих фильмах. Пожалуйста, помните его, его гений, его искусство, то колдовство, которое он обращал на каждого из нас... Я молю вас всех, пожалуйста, оставьте его в покое, не волнуйте его душу». Но ни один из них, должна я с сожалением сказать, казалось, меня не слушал.

Я провела в Гонконге шесть недель, пока не закончилось следствие, пока не отправила мебель и т. п., и в октябре я была уже готова вернуться в Америку. Я прошла через тяжелейшие испытания, находясь в состоянии оцепенения. Теперь я улетала из Гонконга от всей этой жаждущей сенсаций толпы, от всех этих слухов, от этой невыносимой жизни, когда я не могла даже выйти из дома. Я была рада тому, что снова возвращаюсь в Сиэтл, возвращаюсь к моим детям, возвращаюсь к жизни, но теперь уже к жизни без Брюса. В течение шести недель я находилась в окружении друзей и родственников Брюса, старавшихся облегчить мои страдания, насколько это было возможно. Я не чувствовала, что жизнь отнеслась ко мне несправедливо, я не считала, что жизнь была ко мне жестока, если она и была к кому-то жестока, так это, прежде всего, к Брюсу.

Я, в конце концов, имела счастье знать его, быть рядом с ним, прожить с ним девять удивительных лет, волнующих, прекрасных лет.

Одна из моих ближайших подруг Ребекка Хью оставалась со мной всю ночь перед моим отлетом из Гонконга. Как я уже говорила, все эти последние месяцы я жила в полушоковом состоянии. Я делала все то, что необходимо мне было сделать, так, словно я была совершенно нормальной и могла контролировать все свои действия. Я очень хотела действовать так, как мне казалось, того желал бы Брюс. Я не была сломлена, я не бросила все на произвол судьбы под ударами не контролируемого отчаяния.