* Макиавелли учит, как успешно вести войны. Мне же известно лишь одно средство для этого — быть сильнейшим. Этот флорентийский секретарь — не более, как, профан в политике.
• После моей высадки в Каннах парижские газеты запестрели заголовками: « Мятеж Бонапарта!»; через пять дней: «генерал Бонапарт, вступил в Гренобль!»; одиннадцать дней спустя:
«Наполеон вступил в Лион!»; двадцать дней спустя: «Император прибыл в Тюильри!»; ищите после этого в газетах общественное мнение!
* Спрашивать, до каких пор религия необходима политической власти, все равно, что спрашивать, до каких пор можно делать прокол больному водянкой: все зависит от благоразумия врача.
* Во время моих итальянских кампаний Директория только и делала, что тявкала; она пробовала мне указывать: в ответ я посылал ей мадонн из чистого серебра, она умолкала, и моя армия продолжала идти вперед.
Со времен Карла Великого пехота всегда была плоха.
• В моей же армии не было французского солдата, который не считал бы себя способным противостоять врагу и победить.
• Закон должен быть ясным, точным и единообразным: толковать его — значит допускать искажения.
* Слово – «либеральный», которое в нынешние времена столь чарует уши идеологов, это слово — моего изобретения. Так что если уж я узурпатор, то они — плагиаторы.
* Перед тем, как появился мой Гражданский кодекс, во Франции отнюдь не было настоящих законов, но существовало от пяти до шести тысяч томов различных постановлений, что приводило к тому, что судьи едва ли могли по совести разбирать дела и выносить приговоры.
* Подлинное богатство всякой страны состоит в числе жителей оной, их труде и предприимчивости.
* Я не знаю, что понимают под божественным правом: наверное, это — изобретение какого-нибудь тупого теолога из Лувена.