Нам нравятся одинаковые приключения, вероятно, мы одинаково ненавидим тех, кто разрушает, одинаково радуемся, узнавая новое, и познаем его примерно с одной скоростью. Память у тебя лучше. Наша встреча лишь иллюстрация к тому, что "Все подобное взаимно притягивается".
Я взял новую соломинку. "Ну как мои успехи?"
"Поначалу я думал, что мне с тобой придется долго возиться", - сказал он. "Да, придется, конечно, нелегко, но есть все же очень слабая надежда на то, что ты уложишься в срок. Продолжай".
"С другой стороны, мне вовсе и ни к чему говорить, так как ты уже знаешь, что знают другие люди. Но если я не скажу об этом вслух, ты не будешь знать, что я знаю, что я знаю, а без этого я не смогу узнать ничего из того, что я хотел бы узнать". Я положил соломинку. "А ты-то что в этом ищешь, Дон? Зачем тебе возиться с такими людьми, как я? Когда человек так продвинут, как ты, все эти чудеса приходят к нему, как нечто второстепенное. Я не нужен тебе, ведь тебе от этого мира ничего не нужно".
Я повернул голову и посмотрел на него. Его глаза были закрыты. "Как бензин для "Трэвэл Эйра? - сказал он.
"Точно. Поэтому в мире остается только скука... нет приключений, когда ты знаешь, что тебя ничто на этой земле не может обеспокоить. Единственная твоя проблема заключается в том, что у тебя нет проблем!"
Я подумал, что просто замечательно все излагаю.
"Здесь ты не прав", - уточнил он. "Скажи мне, почему я бросил свою работу... ты знаешь, почему я бросил мессианство?"
"Толпы, ты сам сказал. Все хотели, чтобы ты творил для них чудеса".
"Да. Но это не главное, это во-вторых. Толпо - фобия — это твоя беда, не моя. Не толпы утомляли меня, а то, что этой толпе было совсем наплевать на то, что я пришел им сказать. Знаешь, можно пройти пешком по океану от Нью-Йорка до Лондона, творить золотые монеты из воздуха, а им все равно будет на это наплевать".
Когда он говорил это, он казался самым одиноким, из живущих, на этом свете. Ему не нужны были ни пища, ни кров над головой, ни деньги, ни слава. Он умирал от сжигавшей его потребности поделиться тем, что он знал, а всем было плевать, и никто не хотел слушать.