Поднявшись на тысячу футов над морем, он бросился в пике, изо все сил махая крыльями, и понял, почему чайки пикируют, сложив крылья Всего через шесть секунд он уже летел со скоростью семьдесят миль час, со скоростью, при которой крыло в момент взмаха теряе устойчивость.
Раз за разом одно и то же. Как он ни старался, как ни напряга силы, достигнув высокой скорости, он терял управление.
Подъем на тысячу футов. Мощный рывок вперед, переход в пике напряженные взмахи крыльев и отвесное падение вниз. А потом каждый ра его левое крыло вдруг замирало при взмахе вверх, он резко кренилс влево, переставал махать правым крылом, чтобы восстановить равновесие и, будто пожираемый пламенем, кувырком через правое плечо входил штопор.
Несмотря на все старания, взмах вверх не удавался. Он сдела десять попыток, и каждый раз, как только скорость превышала семьдеся миль в час, он обращался в неуправляемый поток взъерошенных перьев камнем летел в воду.
Все дело в том, понял наконец Джонатан, когда промок до последнег перышка, - все дело в том, что при больших скоростях нужно удержат раскрыты е крылья в одном положении - махать, пока скорость не достигне пятидесяти миль в час, а потом держать в одном положении.
Он поднялся на две тысячи футов и попытался еще раз: входя в пике он вытянул клюв вниз и раскинул крылья, а когда достиг скорост пятьдесят миль в час, перестал шевелить ими. Это потребовал неимоверного напряжения, но он добился своего. Десять секунд он мчалс неуловимой тенью со скоростью девяносто миль в час. Джонатан установи мировой рекорд скоростного полета для чаек!
Но он недолго упивался победой. Как только он попытался выйти и пике, как только он слегка изменил положение крыльев, его подхватил то же безжалостный неумолимый вихрь, он мчал его со скоростью девяност миль в час и разрывал на куски, как заряд динамита. Невысоко над море Джонатан-Чайка не выдержал и рухнул на твердую, как камень, воду.
Когда он пришел в себя, была уже ночь, он плыл в лунном свете п глади океана. Изодранные крылья были налиты свинцом, но бремя неудач легло на его спину еще более тяжким грузом. У него появилось смутно желание, чтобы этот груз незаметно увлек его на дно, и тогда, наконец все будет кончено.
Он начал погружаться в воду и вдруг услышал незнакомый глухо голос где-то в себе самом: "У меня нет выхода. Я чайка. Я могу тольк то, что могу. Родись я, чтобы узнать так много о полетах, у меня был бы не голова, а вычислительная машина. Родись я для скоростных полетов у меня были бы короткие крылья, как у сокола, и я питался бы мышами, не рыбой. Мой отец прав.