С батарей было разбито семь судов; всего же истреблено 15 турецких судов да один корабль взят в плен, убитых и раненых со стороны неприятеля до 6 тысяч человек да в плен взято около 1 800. По несоответствию сил Суворов охарактеризовал это, единственное в своем роде морское дело, назвав его “победою жучек над слонами”. Победа, однако, была полною и окончательною.
Суворов, однако, чувствовал себя нехорошо. Ему как человеку боевому и честному прямо-таки было стыдно и обидно нелепое промедление в отношении Очакова. Государыня также настойчиво требовала немедленного обращения действий на Очаков. Но Потемкин все оттягивал, словно ожидал, что Очаков должен чудом перейти в русские руки. Наконец по прошествии июня подступил к Очакову и Потемкин. На переход 200 верст ему потребовалось пять недель, потому что он был развращенным сибаритом, но не военачальником.
Обложив Очаков, Потемкин вместо немедленного штурма все оттягивал дело, давая этим неприятелю возможность усиливать укрепления, пополнять состав войска и продовольствие. Бездействовал же он потому, что не имел никакого определенного плана осады и штурма. А как человек малодушный, он избегал всяких дельных советов, боясь упрека в несамостоятельности. Такое фальшивое положение угнетало его нравственно. Он называл Очаков “проклятою крепостью” только потому, что сам не умел ее взять, а других не подпускал к этому делу.
Особенно же тяжело было положение Суворова, остававшегося в позорном бездействии, тогда как он неоднократно уже предлагал взять крепость штурмом. Неудивительно поэтому, что Суворов чрезвычайно обрадовался, когда турки 27 июля сделали большую вылазку на левый фланг осадного расположения, находившийся под его командованием. Столь опытный в военных экспромтах Суворов сразу повел правильный бой с 2 тысячами человек турецкой пехоты, сделавшей вылазку; но число их вскоре же было увеличено подкреплением до 3 тысяч человек. Бой сильно разгорелся и явно клонился в пользу русских войск. Но в это время Суворов получил очень опасную рану пулей в шею и вынужден был передать командование другому. Вместо поддержки Суворова во время боя и немедленного штурма правого фланга неприятеля, совершенно опустевшего во время вылазки, Потемкин не придумал ничего лучшего, кроме посылки четырех приказаний Суворову немедленно прекратить бой и отступить. В четвертый же раз от Суворова потребовали ответа на грозный вопрос: “Как он осмелился без повеления завязать такое важное дело?..” у Суворова в это время извлекали пулю, и он спокойно ответил: