Четыре тысячи чаек, перепуганные невиданным зрелищем, кричали: ДЬЯВОЛ! - и этот вопль захлестнул стаю, как бешеный ветер во врем шторам. С горящими глазами, с плотно сжатыми клювами, одержимые жаждо крови, чайки подступали все ближе и ближе.
- Флетчер, не лучше ли нам расстаться с ними? - спросил Джонатан.
- Пожалуй, я не возражаю...
В то же мгновенье они оказались в полумиле от скалы, и разящи клювы обезумевших птиц вонзились в пустоту.
- Почему труднее всего на свете заставить птицу поверить в то, чт она свободна, - недоумевал Джонатан, - ведь каждая птица може убедиться в этом сама, если только захочет чуть-чуть потренироваться Почему это так трудно?
Флетчер все еще мигал, он никак не мог освоиться с перемено обстановки.
- Что ты сказал? Как мы здесь очутились?
- Ты сказал, что хочешь избавиться от обезумевших птиц, верно?
- Да! Но как ты...
- Как все остальное, Флетчер. Тренировка.
К утру Стая забыла о своем безумии, но Флетчер не забыл.
- Джонатан, помнишь, как-то давным-давно ты говорил, что любви Стае должно хватить на то, чтобы вернуться к своим сородичам и помоч им учиться.
- Конечно.
- Я не понимаю, как ты можешь любить обезумевшую стаю птиц которая только что пыталась убить тебя.
- Ох, Флетч! Ты не должен любить обезумевшую стаю птиц! Ты вовс не должен воздавать любовью за ненависть и злобу. Ты долже тренироваться и видеть истинно добрую чайку в каждой из этих птиц помочь им увидеть ту же чайку в них самих. Вот что я называю любовью Интересно, когда ты, наконец, это поймешь?
Я, кстати, вспомнил сейчас об одной вспыльчивой птице по имени