«Он ужасно нервничал в первый день съемок. Вы могли видеть, как все в нем дергается. «Он весь задерганный», — заметил Боб Клос. Первая сцена, в которой он участвовал, была очень проста и, тем не менее, потребовалось «убить» на нее двадцать дублей. Затем он успокоился, и, начиная с этого момента, был фантастичен. Стоило ему увлечься этой работой, и он стал по-настоящему профессионален. Но сколько же потребовалось от нас терпения, сколько нервов, прежде чем нам удалось добиться от него этого состояния».
«Уорнер Брозерс» постоянно присылали нам один сценарий за другим в надежде на то, что какой-либо из них, в конце концов, понравится Брюсу. Да, так оно было — мы уже двенадцать дней снимали фильм, а тут из Голливуда прислали нам еще одну версию. Я позвонил им и сказал: «Все, с меня достаточно, я улетаю домой». Но чуть позже со мной связалась Линда и передала мне: «Завтра все устроится». Так оно и произошло.
«Ему было очень трудно, и, я не думаю, что кто-нибудь из нас мог бы упрекнуть его за такое поведение.
Вы не можете называть это эгоистической самовлюбленностью или чем-либо в этом роде. Таким он был, великий мастер воинских искусств, прекрасный актер, человек, который находился на пути к вершине Олимпа. Это был жизненно важный для него момент, от которого зависело все то, к чему он так долго стремился. У меня создалось такое впечатление, что, находясь в США, Брюс чувствовал, что его там не принимают всерьез, что такие парни, как Коберн и Мак Квин, считают его своим учителем, но никогда не считали его значительной кинематографической личностью: и вдруг у него появился шанс, когда он мог затмить их обоих. В действительности, после «Острова Дракона» его цена, по крайней мере, в пять раз превышала бы ту, которую мог запросить за себя Джим Коберн. Даже на американском рынке он был бы значительнее, чем Мак Квин. Определенно, у «Острова Дракона» дела шли намного лучше, чем у фильма Мак Квина «Гетвэи». Именно ради этого Брюс был готов отдать все силы».
«Брюс должен был доказать, что он был прав — что он не сумасшедший. И как только он включился, как только он окунулся с головой в работу, он стал снова таким же взрывным и динамичным, и снова в его голове стали возникать различные интересные идеи. Но он был ужасно расстроен, когда порезал руку о бутылку».
«Не забывайте, что ни разу в истории американского кинематографа фамилия китайца не стояла первой в перечне актеров, участвовавших в фильме. Теперь все пошло так, как он этого хотел, поэтому ему было особенно обидно, что при этом постоянно находились люди, которые говорили между собой о «чужеземных дьяволах», постоянно чувствовался антиамериканский настрой большинства китайцев — ведь эти «чужеземные дьяволы» покушаются на древнее китайское искусство.
Поэтому, когда он поранил себе руку, то расценил это как своего рода «зловещее предзнаменование».