– Ты порадовала меня письмом от 9 ноября, больше порадуешь, как на тебя наденут белое платье; и того больше, как будем жить вместе. Будь благочестива, благонравна, почитай свою матушку Софию Ивановну, или она тебе выдерет уши да посадит за сухарик с водицею… У нас были драки сильнее, нежели вы деретесь за волосы,[95] а как вправду потанцовали, в боку пушечная картечь, в левой руке от пули дырочка да подо мной лошади мордочку отстрелили. Насилу часов через восемь отпустили с театру в камеру… Как же весело на Черном море, на Лимане! Везде поют лебеди, утки, кулики; по полям жаворонки, синички, лисички, в воде стерляди, осетры; пропасть!»
Весь он здесь, в этом письме, этот суровый воин, оставшийся в душе до конца жизни большим ребенком!
В другом письме, от 1788 года, он пишет:
«Милая моя Суворочка! Письмо твое от 31 генваря получил: ты меня так утешила, что я по обычаю моему от утехи заплакал. Кто-то тебя, мой друг, учит такому красному слогу, что я завидую… Куда бы я, матушка, посмотрел теперь на тебя в белом платье! Как ты растешь! Как увидимся, не забудь мне рассказать какую-нибудь приятную историю о твоих великих мужах в древности… Ай-да, Суворочка. Здравствуй, душа моя, в белом платье; носи на здоровье, рости велика!»
Описывая бой под Очаковом, Суворов вновь прибегает к образному стилю, рассчитанному на уровень понимания и мышления ребенка:
«Ай да ох. Как же мы потчевались! Играли, бросали свинцовым большим горохом, да железными кеглями, в твою голову величины; у нас были такие длинные булавки, да ножницы кривые и прямые: рука не попадайся, тотчас отрежут, хоть и голову. Ну, полно с тебя, заврались! Кончилось все иллюминациею, фейерферком… С Festin[96] турки ушли далеко, ой далеко»..
В 1791 году Наталья Суворова окончила институт. По свидетельству современников, она не отличалась ни красотой, ни умом и была совершенно ординарной девушкой. Однако во внимание к заслугам ее отца Екатерина назначила ее фрейлиной, поместив жить, во дворце. Милость императрицы страшно обеспокоила Суворова.