Если бы наши немецкие войска имели начальником своим пол-Суворова, французы не прогнали бы их до Майнца… Суворовские курьеры всегда привозят известия о победах, а курьеры императорские спрашивают о позволении побеждать». Больше того: повидимому, уже предпринимались конкретные шаги. Так, П. В. Завадовский писал в ноябре 1794 года Ал. Р. Воронцову: «Австрийцы же, между тем, просят нелепаго, чтобы мы дали 40 тысяч войска и генерала Суворова на чужую издержку, против французов… Замашка ни с которой стороны ни у места и Тугут глупо бредит». Однако то, что в 1794 году казалось бредом, сбылось в 1799 году.
В первую минуту император даже был польщен просьбой иностранных правительств.
– Вот каковы русские – всегда пригождаются! – воскликнул он и тотчас отправил в Кончанское генерала Толбухина с рескриптом.
Тревожась, как бы старый фельдмаршал не отказался, Павел приложил к официальному рескрипту частное письмо. «Граф Александр Васильевич! Теперь нам не время рассчитываться. Виноватого бог простит. Римский император требует вас в начальники своей армии и вручает вам судьбу Австрии и Италии. Мое дело на сие согласиться, а ваше спасти их. Поспешите приездом сюда и не отнимайте у славы вашей времени, а у меня удовольствия вас видеть».
Беспокойство Павла было напрасным. Что значили для Суворова перенесенные обиды, когда перед ним открывалась манящая возможность снова стать во главе «чудо-богатырей» и сразиться с сильнейшей армией в свете! Уже давно он говорил:
– Я почитаю божеским наказанием, что до сей поры ни разу не встретился с Бонапартом.
И вот в перспективе встреча с ближайшими соратниками Бонапарта, а то и с ним самим.
Тоска, болезни, обиды – все было забыто. На другой же день он выехал в Петербург. Теперь поясница не мешала быстрой езде; через несколько дней Суворов был в столице.
Любопытная деталь: у главнокомандующего союзными силами не оказалось в тот момент денег на дорогу и пришлось занять 250 рублей у старосты.
Известие об этом вызвало живейшую радость в войсках, да и не только в войсках: толпы народа бегали за каретой Суворова. Его былая слава засияла еще ярче от окружившего ее после кончанской ссылки ореола. Павел держал себя с полководцем весьма предупредительно: он тотчас наградил его орденом и всячески подчеркивал свое благоволение.