Тогда Суворов донес, что во исполнение общей потемкинской директивы «не терпеть впереди себя неприятельских скопищ» он выступает к Фокшанам. Взяв с собою около половины имевшихся у него войск, он 16 июля выступил из Быр– лада.
Марш был исключительно быстрым. За 28 часов прошли 50 верст, отделявшие от австрийского лагеря. Суворов тотчас отправился осмотреть местность. Австрийский главнокомандующий прислал адъютанта, приглашая Суворова на личное свидание.
– Генерала Суворова нет, – учтиво ответили адъютанту. Через час пришел другой адъютант.
– Генерал Суворов молится богу, – последовал не менее любезный ответ.
Третьему посланцу сообщили, что генерал Суворов спит.
Принц переходил от удивления к негодованию. Но Суворов хорошо знал, что делал. Еще в Бырладе он познакомился с разработанным австрийцами планом операции, типичным продуктом кабинетно-доктринерского мышления. Оспаривать этот план в условиях двоевластия (причем австрийский принц был старше чином – генералом от кавалерии) было нелегко. Суворов предпочел выработать свой план, завязать по нему сражение и поставить австрийцев перед свершившимся фактом.
В 11 часов вечера он прислал принцу Кобургскому написанную по-французски записку, извещавшую, что русские войска выступают в 2 часа ночи, и предлагавшую австрийцам выступить тогда же по указанному им маршруту. На обсуждение не оставалось времени; австрийский главнокомандующий подчинился. Впоследствии Суворов так объяснил свое поведение:
– Нельзя было: он умный, храбрый, да ведь он тактик, а у меня был план не тактический. Мы заспорили бы, и он загонял бы меня дипломатически, тактически, энигматически,[61] а неприятель решил бы спор тем, что разбил бы нас. Вместо того: «Ура! С нами бог!» – и спорить было некогда.
В самом деле, план его был не книжный, схематический, а типичный суворовский, построенный на точном учете обстановки и решительных наступательных действиях, в каждой черточке отражающий энергию и дарование его автора и исполнителя.