Я полагаю, что было бы своевременно вписать в Золотую книгу главные фамилии материковых владений; однако я не ставлю это условием sine qua non. Возвратитесь в Венецию, обсудите это в сенате и приходите для подписания договора, единственно могущего спасти ваше отечество». Пезаро согласился, что это разумный проект, и уехал в Венецию, обещая вернуться не позже чем через две недели.
11 марта французская армия начала движение для переправы через Пьяве. Как только это известие достигло Венеции, тотчас же последовал приказ арестовать в Бергамо и предать суду десять виднейших жителей этого города. Руководители патриотической партии, во-время предупрежденные одним преданным им венецианским чиновником, перехватили курьера, арестовали самого проведитора, подняли знамя восстания и провозгласили свободу Бергамо. Делегаты, которые были ими посланы во французскую главную квартиру, застали ее на поле сражения у Тальяменто. Это событие вызвало недовольство Наполеона, но дело было непоправимо. Бергамо уже вступил в переговоры о федерации с Миланом, столицей Ломбардской республики, и с Болоньей, столицей Транспаданской республики. Такая же революция произошла несколько дней спустя и в Брешиа. Две тысячи словенцев, находившихся там, были обезоружены; проведитора Батталья не тронули, но отправили в Верону. Венецианский главнокомандующий Фиоравенти выступил против восставших, занял Сало и угрожал Брешиа; миланский генерал Лагоц двинулся ему навстречу, разбил и прогнал из Сало.
Пезаро вернулся, как и обещал, в главную квартиру, которую догнал в Герце. Эрцгерцог был уже разбит на Тальяменто; Пальманова открыла свои ворота, и французские цвета развевались над Тарвисом, по ту сторону Изонцо и на вершине Юлийских Альп. «Сдержал ли я слово? сказал ему Наполеон. Венецианская территория занята моими войсками. Австрийцы бегут передо мной. Через несколько дней я буду в Германии. Чего хочет ваша республика? Я предложил ей союз с Францией, согласна ли она его принять.?»
«Венеция, отвечал Пезаро, радуется вашим триумфам. Она сознает, что ей можно существовать только при помощи Франции, но, верная своей старой и благоразумной политике, она хочет оставаться нейтральной. При Людовике XII, при Франциске I ее армии еще могли что-либо значить на поле сражения. Ныне, когда все население становится под ружье, какую выгоду даст вам наша помощь?»
Наполеон сделал последнюю попытку: она потерпела неудачу. Прощаясь с Пезаро, он сказал ему: «Хорошо, раз ваша республика хочет оставаться нейтральной, я согласен; но пусть она прекратит свои вооружения.