Но Кампо-Формийский договор был подписан на три дня раньше составления этой депеши, а прибыла она в Пассарьяно только через 12 дней после подписания мира.

Может быть, если бы Директория приняла это решение 29 сентября, в момент отсылки ею своего последнего ультиматума, Наполеон и решился бы на войну в надежде освободить всю Италию до Изонцо, чего он желал больше, чем кто бы то ни было.

В интересах Наполеона было заключить мир. Республиканцы громко выражали свою зависть. «Столько славы, — говорили они, — несовместимо со свободой». Если бы он возобновил военные действия и французские армии заняли Вену, то Директория, упорно придерживаясь направления, взятого ею с 18 фрюктидора, захотела бы произвести революцию в империи, а это, несомненно, привело бы к новой войне с Пруссией, с Россией и с Германским союзом. Между тем республика управлялась плохо. Администрация была развращена; она не внушала никакого доверия и не пользовалась никаким уважением. Если бы переговоры были прерваны, ответственность за будущее легла бы на Наполеона. Если же он, напротив, дал бы своей стране мир, к его славе победителя и миротворца присоединилась бы слава основателя двух больших республик, потому что Бельгия, Рейнские департаменты, Савойя, графство Ницца могли законно перейти к Франции лишь по мирному договору с императором, и только этот договор мог реально обеспечить существование Цизальпинской республики. Увенчанный лаврами, с оливковой ветвью мира в руках, он вернулся бы спокойно в частную жизнь, достигнув славы, равной славе великих людей древнего мира. Первый акт его общественной жизни был бы завершен. Обстановка и интересы отечества определили бы дальнейшую его карьеру. Слава, любовь и уважение французского народа были средством для достижения всего. Франция хотела мира.

Борьба королей против республики была борьбой принципов. Гибеллины боролись против гвельфов. Олигархи, господствовавшие в Лондоне, в Вене и в С.-Петербурге, боролись против парижских республиканцев. Наполеон решил изменить такое положение вещей, всегда оставлявшее Францию в одиночестве, и бросить яблоко раздора в среду коалиции, изменить постановку вопроса, создать другие побуждения и другие интересы.

Венецианская республика была целиком аристократической. В ней были в высшей степени заинтересованы Сент-джемский и С.-петербургский кабинеты. Захватив ее, Австрийский дом вызвал бы с их стороны величайшее недовольство и зависть.