При появлении адмирала Брюи с двумя кораблями и двумя фрегатами, возвращавшимися с Корсики, дож потребовал, чтобы эта эскадра не входила в порт, под предлогом, что ее присутствие раздражит чернь, которая прибегнет к эксцессам против французских семей. Фейпу имел слабость согласиться на это требование и послал Брюи приказ следовать в Тулон. Когда умеренные люди доказывали в сенате, насколько подобное поведение неблагоразумно, олигархи отвечали, что французы, занятые переговорами с Австрией, не осмелятся двинуть войска на Геную, а господствующее в Париже настроение противоположно демократическим идеям. Известно, что даже сам Наполеон не одобряет принципов клуба Моранди и дважды подумает, прежде чем подвергнется неодобрению правительства и партии Клиши, господствующей в Законодательном корпусе.

Но все эти ложные надежды рухнули. Как только Наполеон узнал о происшедшем, о том, что пролита французская кровь, что французские торговые дома охвачены унынием и притесняются, он отправил своего адъютанта Ла-Валетта к дожу и потребовал от него, чтобы все арестованные французы были немедленно переданы в распоряжение французского посланника, угольщики и носильщики обезоружены, а инквизиторы, руководившие убийствами французов, арестованы. В то же время он заявил, что «головы патрициев являются залогом за головы французов, а сама республика всеми своими складами и всем своим имуществом отвечает за их имущество». Одновременно он отправил приказ посланнику Фейпу, чтобы в случае невыполнения этих требований в течение 24 часов он покинул Геную и выехал в Тортону со всеми французами, которые пожелают следовать за ним.

Адъютант Ла-Валетт прибыл в Геную 29 мая, в 4 часа дня; в 6 часов он был введен в сенат, который, выслушав его речь и ознакомившись с письмом к дожу, обещал ответить в тот же вечер. Действительно, французы были тотчас же выпущены на свободу и доставлены в особняк посольства, среди большого скопления народа, выражавшего им свое сочувствие. Буржуазия и подлинный народ города, ободренные демаршем Наполеона, который заверил их в своем покровительстве, пробудились и громкими криками потребовали разоружения угольщиков и носильщиков. В тот же вечер было возвращено в арсенал более 4000 ружей, полученных при разоружении этих цехов, но в их руках оставалось еще 20 000 ружей. В сенате возникли страстные прения, но олигархия оказалась в меньшинстве. Дивизия французских войск находилась уже в Тортоне, и Генуя, осажденная с моря и суши, была бы быстро приведена к повиновению. Возможно даже, что было бы достаточно одного вида нескольких французских войсковых частей, чтобы побудить буржуазию и массы третьего сословия сбросить иго олигархии. Однако ответ сената был неудовлетворителен.