Представитель Майнца Альбини энергично протестовал. Все германские государи подняли крик: Майнц, говорили они, не принадлежит Австрии. Они обвинили императора в том, что он предал Германию ради своих интересов в Италии. Графу Лербаху, как делегату собственно австрийских земель, было поручено ответить на все эти протесты, что он и сделал с присущей ему силою, агрессивностью и иронией.

Швеция пожелала присутствовать в Раштадте как посредница и как один из гарантов Вестфальского договора. Россия со времени Тешенского договора предъявляла такие же притязания, но она находилась в данный момент в войне с Францией. Со времени Вестфальского мира положение Европы сильно изменилось: Швеция в то время оказывала большое влияние на Германию, она стояла во главе протестантской партии и пребывала во всем блеске побед великого Густава; Россия еще не была европейской державой, а Пруссия едва существовала. Развитие этих двух держав низвело с тех пор Швецию в разряд третьестепенного государства; ее притязания, следовательно, были совсем не ко времени. Этот двор имел к тому же безрассудство сделать своим представителем в Раштадте барона Ферзена. Милости, которыми он пользовался при Версальском дворе, его интриги во времена Учредительного собрания и ненависть, которую он не переставал выражать к Франции по всякому поводу, делали его настолько малопригодным для подобного назначения, что его выбор мог быть истолкован только как оскорбление республики. Когда он по этикету пожаловал с визитом к французскому уполномоченному, то представился как посол Швеции и посредник на конгрессе. Наполеон заявил ему, что он не признает никаких посредников и притом прежние воззрения Ферзена не позволяют ему быть посредником между республикой и императором Германии и что он не сможет больше принимать его. Барон Ферзен был так этим смущен, а оказанный ему прием наделал столько шума, что на другой же день Ферзен оставил Раштадт.

Немедленно после передачи Майнца французским войскам Наполеон вызвал на совещание Трейяра и Боннье и, доказав им, что инструкции Директории оказались недостаточными, заявил о своем нежелании оставаться далее на конгрессе и о своем отъезде. Дела в Раштадте оказались более сложными, чем в Кампо-Формиа. Следовало разрубить узел, чтобы покончить с ним.

Директория не знала, что предпринять. Кроме Трейяра и Боннье, она назначила еще новых уполномоченных. Наполеон, давно уже недовольный внешней политикой правительства, решил не вмешиваться больше в переговоры, которые неизбежно должны были плохо кончиться. Внутреннее состояние Франции предвещало к тому же близкое торжество демагогов, а мотивы, которые побудили его уклониться от приема при сардинском дворе, заставили его теперь избегать проявлений восхищения, которое расточали ему германские государи.