Александр был учеником Аристотеля, — но только не в этом вопросе. То место, на которое его выдвинула история, заставило его изменить традиционные взгляды на отношения между греками и «варварами». Он сумел стать выше этих взглядов, отражая в своей политике новые идеи о равенстве по природе всех людей. Эти новые мысли существовали тогда лишь в зародыше и были развиты теоретической мыслью древности лишь позднее. Во всяком случае, они были еще совершенно чужды рядовым грекам и македонянам. И когда они увидели, что политика Александра грозит их привилегиям завоевателей, что в новом государстве персы будут занимать то же самое положение, на какое претендовали они сами, — должен был произойти взрыв...

Заговор 330 г. и. был первым открытым проявлением греко-македонской оппозиции против восточной политики Александра. Для оценки его значения важно выяснить вопрос о виновности Филоты и Пармениона. Филота, занимавший чрезвычайно важный пост начальника конницы этеров, был типичным представителем новой македонской знати: богатый, щедрый к друзьям и хвастливый, он с величайшим презрением относился не только к персам и всем восточным народам вообще, но и к рядовым македонским воинам, которые его терпеть не могли. Оппозиционные настроения Филоты, насколько мощно судить по нашим источникам, впервые проявились в Египте, в связи с обожествлением Александра. Правда, дальше разговоров дело здесь не шло, и царь, повидимому, не обращал на них большого внимания. После Египта и вплоть до самой катастрофы 330 г. мы ничего не слышали о каких-нибудь враждебных выступлениях Филоты. Роль его в заговоре Димна не ясна. Повидимому, он не играл в нем активной роли и, быть может, даже не знал о нем вплоть до того момента, когда ему сообщили' о заговоре с просьбой немедленно довести об этом до сведения царя. Филота ни слова не сказал Александру, и это являлось единственным серьезным обвинением, которое выдвинули против него на суде.

Что же касается Пармениона, то если верить наиболее надежным источникам, дело его вообще не разбиралось, и он был убит по личному приказанию царя.

Таким образом, прямое участие в заговоре отца и сына недоказано. Но это вовсе не означает, что казнь Филоты и убийство Пармениона явились юридической ошибкой или были следствием какого-то личного произвола Александра. Если даже заговорщики и не посвятили еще Филоту в свои планы ( а по отношению к Пармениону сделать это вообще технически было вряд ли возможно, пока он находился в Экбатанах), то рано или поздно они неизбежно должны были это сделать. Парменион и Филота занимали слишком крупное положение в армии, чтобы переворот мог произойти без их прямого согласия или, по меньшей мере, молчаливого одобрения. К тому же весьма возможно, что заговорщики намечали в преемники Александру именно кого-нибудь из них. Поэтому устранение отца и сына для Александра политически было совершенно необходимо, независимо от степени их юридической виновности. Таким путем он одним ударом обезглавливал македонскую оппозицию.