Это доставило льстецам царя поводдля острот: одни изощрялись в насмешках, другие потехи радиметали жребий о будущей добыче, и не было полководцаили царька, который не обратился бы к Тиграну с просьбой поручить все дело емуодному, а самому сидеть в качестве зрителя. Самому Тиграну тоже захотелосьпоказать себя изящным остроумцем, и он сказал своим всем известные слова: «Дляпосольства их много, а для войска мало». Так, в шутках и забавах, прошел этотдень.
На рассвете следующего дня Лукулл вывел своих людей в полномвооружении. Неприятельское войско стояло к востоку от реки, между тем рекаделает там поворот на запад, и в этом направлении находится самое удобное местодля переправы; и вот, когда Лукулл поспешно повел туда войско, Тигранвообразил, что он отступает. Он подозвал к себе Таксила и сказал ему со смехом:«Видишь, как бегут твои „неодолимые” римские пехотинцы?» Таксил молвил в ответ:«Хотелось бы мне, государь, чтобы ради твоей счастливой судьбы совершилось невозможное! Но ведь эти люди не надевают в дорогу своесамое лучшее платье, не начищают щитов и не обнажают шлемов, как теперь, когдаони вынули доспехи из кожаных чехлов. Этот блеск показывает, что они намеренысражаться и уже сейчас идут на врага». Он еще не кончил говорить, как Лукуллповернул свои войска, показался первый орел[42] и когорты стали выстраиваться по центуриям дляпереправы. Тигран с трудом пришел в себя, словно после опьянения, и два или трираза воскликнул: «Это они на нас?» Среди великого смятения его полчища начали строиться в боевой порядок. Сам царь принялкомандование над средней частью войска, левое крыло доверил адиабенскому царю,а правое, в передних рядах которого находилась также большая часть броненоснойконницы – мидийскому.
Когда Лукулл еще только собирался переходить реку, некоторыеиз военачальников убеждали его остерегаться этого дня – одного из несчастных,так называемых «черных» дней года: в этот день некогда погибло в битве скимврами римское войско, которым предводительствовал Цепион. Но Лукулл ответилдостопамятным словом: «Что ж, я и этот день сделаю для римлян счастливым!» Этобыл канун октябрьских нон[43].
28. Дав такой ответ и призвав солдат ободриться, онпереправился через реку и сам пошел на врага впереди своего войска; на нем былблестящий чешуйчатый панцирь из железа и обшитая бахромой накидка. Он сразу жеобнажил меч – в знак того, что с этим противником, привыкшим бить издалистрелами, надо не медля сойтись врукопашную, поскорее пробежав пространство,простреливаемое из лука. Тут он заметил, что закованная в броню конница, накоторую неприятель возлагал особые надежды, выстроена под холмом с плоской и широкойвершиной, причем дорога в четыре стадия длиною, которая вела на вершину, нигдене была трудной или крутой.