Оба пытались ниспровергнуть великие царства и покорить всюАзию, и оба – безуспешно. С Кимоном это случилось единственнопо воле судьбы – ведь он умер посреди походов и побед; что касается Лукулла, тос него нельзя вполне снять вину за то, что он, по неведению или по небрежности,не принимал мер против того солдатского недовольства и ропота, из которыхродилась столь великая ненависть к нему. Быть может, впрочем, и в этом унего есть что‑то общее с Кимоном. Ведь и Кимона граждане привлекали ксуду и в конце концов подвергли остракизму, чтобыдесять лет, как говорит Платон[56],и голоса его не слышать. Люди, от природы склонные к аристократическому образумыслей, редко попадают в тон народу и не умеют ему угождать: обычно онидействуют силой и, стремясь вразумить и исправить распущенную толпу, вызывают унее озлобление, подобно тому как повязки тяготятбольных, хотя и возвращают к природному состоянию вывихнутые члены. Итак, этообвинение следует, пожалуй, снять с обоих.
46 (3). С другой стороны, Лукулл прошел в своих походахгораздо дальше Кимона. Он первым из римлян перевалил с войском через Тавр и переправился черезТигр; он взял и сжег азийские столицы – Тигранокерты и Кабиры, Синопу иНисибиду – на глазах их государей; земли, простирающиеся к северу до Фасиса и квостоку до Мидии, а также на юг до Красного моря, он покорил при помощиарабских царьков и вконец сокрушил мощь азийских владык, так что оставалосьтолько переловить их самих, убегавших, словно звери, в пустыни и непроходимыелеса. Веским доказательством тому служит вот что: если персы, словно они нестоль уж и пострадали от Кимона, вскоре вооружились против греков и наголовуразбили их сильный отряд в Египте, то после побед Лукулла уже ни Митридат, ниТигран ничего не смогли совершить. Митридат, обессилевший и измотанный впрежних сражениях, ни разу не осмелился показать Помпею свое войско запределами лагерного частокола, а затем бежал в Боспор и там окончил свою жизнь;что касается Тиграна, то он сам явился к Помпею совершенно безоружный, повергсяперед ним и, сняв со своей головы диадему, сложил ее к его ногам, льстивоподнося Помпею то, что ему уже не принадлежало, но было в триумфальном шествиипровезено Лукуллом. Он радовался, получая обратно знаки царского достоинства, итем самым признал, что лишился их прежде. Выше следует поставить тогополководца, – как и того атлета, – которому удастся больше измотатьсилы противника, прежде чем он передаст его своему преемнику в борьбе. Вдобавок, если Кимону пришлось воевать с персами после того, как ихнепрестанно обращал в бегство то Фемистокл, то Павсаний, то Леотихид, когдамощь царя была уже ослаблена и гордыня персов сломлена великими поражениями,так что ему нетрудно было их одолеть, поскольку дух их уже прежде был сломлен иподавлен, то Лукулл столкнулся с Тиграном в пору, когда тот еще неиспытал поражения ни в одной из множества данных им битв и был преисполнензаносчивости.